История тётушки, или рассказ о тех годах, которые трудно вспоминать (сахалинский период семьи)...

На этом фото тётя Маня и моя мама - Тамара

К празднику 8 Марта хочется рассказать самую обычную историю. Историю жизни моей тётушки. Истории о героической профессии мужской половины нашей семьи в блоге случались не раз, а женщины всегда оставались в тени. Исправить эту несправедливость решилась после зимнего визита в Санкт-Петербург к сестре моей мамы, тёте Мане. Ей чуточку за 90, но и выглядит, и рассуждает она очень здорово. А главное – всегда была и остается оптимисткой. После 80 лет тётя решила записать историю своей жизни для тех, кому она будет интересна. Наверно я проявила немного больше интереса к её рассказам, раз увесистая стопка исписанных четким почерком листов, переехала из Питера в Краснодар. Все, что в тексте написано курсивом – цитаты из воспоминаний. И касаются они в основном острова Сахалин.

А начинается рассказ с того момента, как семья из четырех человек в далеком 1931 году переехала из Донбасса в деревню Воронежской губернии. Эти четверо - двое детей (тетя Маня и её брат) и их родители (мои дед и бабушка по маминой линии). Привезли переселенцы с собой «арбу добра»: кровать с панцирной сеткой, швейную машинку и много одежды. А в деревне -  голод… Чтобы выжить, швейная машинка была отдана за пшено, остальное – за молоко. Работа в колхозе не предвещала ничего, кроме отмеченных трудодней и все того же голода, потому отец семейства принял решение снова сниматься с места. На этот раз пунктом назначения стал Сев. Казахстан, село Щучье.

В Щучьем, во время эпидемии кори, которой заразились многие дети, в том числе и тётушка, умирает в 6 лет её брат. Семья пытается выжить любыми способами, хватаясь за самую трудную работу. Отсутствие в селе школы, как и отсутствие тёплой одежды, привели к тому, что в этот период тётя Маня не училась совсем. И период длился долго…

В 1935-м, скитальцы снова вернулись в Воронежскую область, на этот раз - в село Долгое. Здесь  родилась моя мама. Годы неурожайные, а надо прокормить двоих взрослых и двоих детей. Видимо дед мой всё-таки имел неплохую интуицию и не раз решался на авантюрные поступки (увы, деда Александра я знаю только по старым семейным фотографиям). В 1936-м, чтобы спасти семью от голода, дед вербуется на угольные шахты Сахалина.  Ехали на Сахалин в поезде долго… Тетя помнит, как часто, бегая вдоль вагонов, оставив Тому (мою маму) рядом с рельсами, наблюдала такую картину: «стоит товарный вагон, окна зарешечены, из окон смотрят женщины и плачут – это были заключенные, которых везли в Сибирь». Когда приехали во Владивосток всех завербованных с семьями расселили в бараки, откуда на пароходе перевезли на Сахалин.

Подплывая к острову, на горизонте стали появляться катера с японским начальством. До 1945 года Южный Сахалин принадлежал Японии, а Северный – стране Советов.  Перевербовка  мужчин для работы на японскую концессию стала быстрой, и дед с семьёй наконец ступили на твердую землю, географическое название которой – посёлок Дуэ (9 км от Александровска). «По узкоколейке Дуэ до пирса постоянно курсировали вагонетки с углем. Здесь уголь грузили на баржи, а с них на пароходы, следовавшие до Хоккайдо». Дом, где поселилась семья тётушки, был рядом с морем. Если на море был отлив, то «бежали собирать морскую капусту».  Именно в Дуэ тётя опять пошла в школу, да ещё, наконец, появилась у девушки возможность «одеваться»: «у меня появились резиновые боты, мама сшила мне платье из «штанного» материала, да в японском магазине купили шляпу красную, с полями – я была в восторге!»

«У японцев были десятники (начальство) и кули (рабочие). Из женщин – только жены начальства и их дети до 5 лет. Тех, что старше, увозили на Хоккайдо для обучения»

Год прожила семья в относительном спокойствии.  На столе снова появился белый хлеб, хотя глава семьи уже не надеялся, что когда-то увидит его в своей жизни. Однако, после начала военных действий японцев в Манчжурии, концессию закрыли, обрекая переселенцев на новые скитания. Обозы двинулись на Север… По пути в реках ловили горбушу, идущую на нерест. Извлекая икру, рыбу выбрасывали. Помните, как в фильме «Белое солнце пустыни» Верещагин говорит: «Опять ты мне икру поставила. Не могу я её, проклятую, каждый день есть». Кому-то это покажется странным, но даже мама моя помнит, что и правда на огромные миски с икрой смотреть не хотелось, а хотелось простого хлеба (может быть у меня наследственная «болезнь», ведь я тоже не могу смотреть на икру…)

В поселке Арги-Паги, где снова случилась временная остановка странников, тётя жила только зимой. А с весны она училась в интернате вдали от дома. Что может вспомнить молодая девчушка о том периоде? Это снова отсутствие вожделенной картошки и хлеба, супа и сладостей… «Кормили нас красной икрой, которую все ненавидели». В Арги-Паги  тётушка первый раз увидела северное сияние. Здесь же удивилась визиту коренных жителей – нивхов, чьи собачьи упряжки привели в ужас переселенку из центральной России.

С ранней весны, тётя Маня принималась за выполнение ответственного задания. Как и все дети, она отправлялась с небольшим  мешком в лес за черемшой. «Как противоцинготное средство – в самый раз!» Заканчивалась черемша – начиналась черника, голубика, морошка. Ещё тётя упоминает какую-то «клоповку», из которой варили варенье. Не будучи знатоком ягод Сахалина, даже не знаю, о чем идет речь…

В 1940-м году кочевники прибыли в Верхний Армудан, так как старшей дочери (моей тёте) надо было продолжать образование.  Закончила она 7 классов, а в 1941 – война…  «Пошла в райком комсомола, сказала, что хочу дальше учиться, поплакала, но мне ничем не помогли». Вывод – надо идти работать. И работать – на буровую. В 1942 году по вине инженера на буровой установке случилось происшествие. Молодая девушка-рабочая лишилась двух пальцев руки. Тётя не очень много пишет о той аварии, в которой пострадала.  В её записках лишь упоминаются 44 дня, которые она пребывала на «грани» между двумя мирами… И постоянные мысли о том, как же дальше жить, с инвалидностью в 16 лет. Семью попросили не предъявлять претензии к начальству за эту аварию, оказав помощь в лечении.

Первый брак с сержантом саперного батальона, Николаем, у тёти получился сумбурным. У её родителей испросили разрешение на брак, которое тётя Маня не стала оспаривать, потому, как даже не знала, что такое возможно. В 1946 году в семье уже двое детей, и при этом смертельная болезнь у мужа. После смерти Николая семья задумалась о новом месте дислокации. Последним пунктом на Сахалине для них стал поселок авиационной базы Сокол (с 1947 по 1954 гг). Тетя вспоминает, что в эпоху Карафуто  японцы этот пункт называли Отани. «А какова там природа! Тундра, сопки, бараки – это я знаю и никогда не забуду!»

 Здесь она работала в штабе тыла.

Авиационная база предполагает наличие множества авиаторов. Но не только… Офицеры мед.академии из Ленинграда быстро заметили красивую девушку, постоянно спешившую на службу. Тот факт, что красавица имеет уже двоих деток, остановил многих, но не остановил того,  с кем тётушка связала свою дальнейшую жизнь. Блокадник Александров, офицер медицинской службы (мой дядя), не только предложил красивой женщине руку и сердце, но и много сделал для всей семьи,  перевезя её в город на Неве.

Итак, тётя с родителями, детьми и мужем оставляют Сахалин. Но на этом острове остается её сестра и молодой лейтенант, недавно закончивший авиационное училище – мои мама и отец, познакомившиеся именно в Соколе. Но это уже другая история, которую пока не готова рассказать...

P.S. Этот пост почти без фото. Старый снимок сахалинского периода – единственное, что осталось у сестер.  Можно лишь добавить фото мамы в молодости, ведь именно такой её сфотографировал отец, да и сёстры уж очень похожи...

Всех поздравляю с Праздником Весны!